Вот уже которую декаду Его Превосходительство генерал-губернатор Земли Желтогорской Лелий Силыч Рыдаев пребывал в нехорошем расположении духа. Недавно он побывал в Первопрестольной, где в очередной раз решался вопрос о его дальнейшем пребывании на посту генерал-губернатора. Несмотря на то, что он всем своим видом давал понять и окольничему, и постельничему, и конюшенному государя нашего батюшки, что устал, те и слушать не хотели. Государевых людей ныне в Земле нашей реками обильной, лесами густой, зверем пушным полной, рыбой толстобрюхой да икорной насыщенной, залежами всякими неизмеримой — полный дефицит. Хочешь не хочешь, а придется править. Править-то нетрудно, трудно правильно править.


Это раньше было легко, когда шпицрутены, шомпола да розги находились в широком доступе, а теперь — захочешь кого запороть — разрешение проси, да еще и согласуй его с разного рода столоначальниками, да всякими уполномоченными по милосердию, страстостерпию и целомудрию. Одного пороть нельзя, ибо слишком млад, другого потому, что слишком стар, третьего потому, что полу противоположного, а четвертого попробуй запори, так челобитными Государя-батюшку достанет, что потом не сдобровать.

Раньше вон Сибирь была — рукой подать. Чуть, кто нарушил вековые традиции, так его можно было отправить в вечные снега, в суровые морозы, в какой-нибудь дальний острог, где слышны только волчьи голоса, да и то по праздникам.

Вот и приходится теперь одними только разговорами брать. А народец наш так обленился, что уже и шагу без стимуляции сделать не может. Работать разучились все — от простого лапотника, до высокопоставленного столоначальника. И вот ведь, бестии, все считают, что им жалование казенное все равно платить должны независимо от результатов труда. Разленился народ, распоясался. Вон уже ропщут генерал-губернаторы из других провинций и уделов. Просят Государя-батюшку нашего вновь ввести шомпола, да розги, да Сибирь лютую, да каторгу бессрочную. И ведь теперь не против каких-нибудь вольнодумцев-вольтарьянцев, а против лодырей, да хапуг, дармоедов и захребетников приподлейших...

Тяжело быть ныне Его Превосходительством. Если бы Лелий Силыч знал, как тяжело, он бы ни за какие коврижки не согласился бы обменять тихую, хлебосольную, да нейтральную должность предводителя дворянства на беспокойную, да зело ответственную, суетную и бестолковую жизнь генерал-губернатора. Но теперь ничего не поделаешь, придется, как некогда Государь наш лет пять, а то и больше, трудиться, как раб на галерах.

Наш генерал-губернатор по-прежнему жил в удушьях внешнего долга. В возглавляемой им губернии не хватало денег. Мало того, что их не хватало для решения насущных вопросов, так их не хватало, чтобы платить этим банкирам толстопузым, которые однажды вовлекли Землю нашу в долговую кабалу и с тех пор извлекать ее обратно никак не хотели.

В том, что все банкиры, какие только есть на белом свете попадут обязательно в ад, где будут вариться в котлах со смолой, да сковородки раскаленные лизать до посинения, Лелий Силыч был твердо убежден, но он никак не мог взять в толк, почему эти процентщики, зная, что их ждет смола, да сковороды, да унижения всякие от чертей различной категории, продолжают упорствовать и требовать возврат долга с процентами, несмотря на адские муки, что ожидают их в несветлом будущем.

Одним только мог наш генерал-губернатор объяснить сию наглость банкиров толстопузых: столько они этих проклятых денег за все время накопили, пока кровь народную пили, что смогли себе подкупить самого Вельзевула! Теперь они вместо котлов со смолой будут нежные ванны принимать, а вместо раскаленных сковородок жирный омлет с них поедать.

Пора было подвести итоги конкурса, который он объявил середь своих чиновников. Обещал ведь тому, кто изыщет способ погашения внешнего долга, премию в размере 1% от суммы погашенного долга. Медаль ордена «За погашение долга» I степени с золотыми подвесками в виде символа доллара, а также земельный участок на Кумысно-молочной поляне размером в 4,5 га. Право охоты в землях Его Превосходительства до тех пор, пока охотник не отстрелит трех кабанов, двух лосей и трех косуль. Зайцев было разрешено отстреливать, не зная меры. Наконец этому финансовому гению полагался щедро оплачиваемый отпуск сроком до конца полномочий генерал-губернатора. И это не считая шуб с генеральского плеча, "кадиллаков" с мигалками, крякалками и стробоскопами, а также права определять имена и наименования организаций на получение подрядов для освоения средств, равных 20% бюджета родимой губернии.

Алчных нашлось немало. Но мало быть алчным, надо было еще и толковым быть, а таковых вовсе не оказалось. Несмотря на дельные предложения, воз и ныне оставался там.

Абрам Аркадьевич Рабинович, что проживал на бреге седой Темзы, так и не ответил на слезное послание генерал-губернатора с просьбой поспособствовать разрешению вопроса о многомиллиардном долге губернии, которая когда-то, как Капитолийская волчица вскормила своими сосцами будущего миллиардера, нашего достославного земляка Рабиновича.

Ни ответа, ни привета. Нет дела у Абрама Аркадиевича до нашего долга. Не снизошел, не стал способствовать. Мало того, эскорт, который должен был ловить Абрама Аркадьевича по всему Лондону с хлебом и солью, вернулся в родные палестины лишь частично. Вернули на Родину кокошники, фартуки, даже каравай с солью и рушниками, а вот девок из эскорта вернуть не удалось. Все как одна остались в Лондоне...

Повторно обращаться к Абраму Аркадиевичу Лелий Силыч не пожелал, ибо счел повторную просьбу унизительной.

Вот ведь как, -- рассуждал Лелий Силыч, -- питает земля наша сынов своих, учит их бесплатно в школах и вузах, холит и лелеет в пионерских лагерях, а они остаются неблагодарными. Забывают свою Родину-мать, пренебрегают долгом сыновним перед Отечеством. Они с этой Родины готовы последнее снять, у этого Отечества последнее украсть, но как только речь заходит о том, что иногда и возвращать что-то пращурам нужно, так чудовищная немота замыкает уста потомков, неведомая, но крепкая застежка молния, навсегда отрезает их мошну от питания оскудевшей мошны Отечества милого. Ну что стоит этому Абраму Аркадиевичу выделить из своих баснословных доходов миллиардиков тридцать — сущие ведь копейки для него-то! Ан нет! Не то, что тридцать миллиардиков, а даже одного миллиардика мы от него так и не дождались...

Задумал Лелий Силыч при ближайшей встрече пожаловаться на Рабиновича самому Государю-батюшке. Дескать пусть приструнит его, пусть напомнит об этой, как ее... социальной ответственности бизнеса. Да умные люди ему отсоветовали обращаться к Государю с такими вопросами. Дескать, у Государя с Рабиновичем свои особые отношения имеются. Как бы царь наш батюшка не расценил твои жалобы, как попытки покуситься на приватные сношения с миллиардером нашим. Тогда, говорят, не избежать тебе опалы, а то и Сибири. Там сейчас особенно сильна нехватка генерал-губернаторов!

Не прошла и идея маркетант-поручика Спылу-Сжарова. А ведь предлагал прохвост этакий заложить все правительственные здания и присутственные места Бета-банку, Самим на Кумысно-молочную поляну переселиться, а на вырученные по такому случаю деньги с долгами расплатиться и еще на прожитье себе оставить.

Сия афера быстро вскрылась. Выяснилось, что Бета-банк обещал Спылу-Сжарову откат в размере 30% от общей суммы. А чиновники, да столоначальники разные, как узнали, что им мерзнуть придется на Кумысно-молочной поляне, да из палаток и из спальных мешков своими подчиненными руководить, так наотрез отказались переселяться. Что их больше напугало —предстоящий холод или жгучая зависть по поводу обещанного Спылу-Сжарову отката, выяснить пока не удалось.

Лелий Силыч хотел было этого проходимца выгнать, но не смог. Во-первых, потому, что таких проходимцев в его правительстве просто не было, а во-вторых, такое отношение к инициативе подчиненного могло отбить охоту у других столоначальников делиться идеями с Его Превосходительством. В знак утешения он принял решение наградить маркетант-поручика памятной медалькой «За попытку погасить внешний долг XIII-й степени».

Не пошла и лотерея, предложенная главным губернским казначеем Александром Ларионовичем Денегнедам. Соглядатаи Его Превосходительства выяснили, что наш казначей в стоимость любой лотерее свою маржу включил. Получалось, что ему с каждого рубля причиталось по пять копеек. Да ведь так, пройдоха, все замысловато спрятал, что если бы не донос, то никто бы не догадался в чем интерес главного казначея губернии состоит.

А идея была хорошая, занять у населения немного денег, чтобы с долгами расплатиться, а потом вернуть причитающиеся денежки, да еще и с призами. Тут, конечно, и некоторые чиновники заартачились. Не позволим, -- говорят, чтобы наше имя, доставшееся нам от героических предков наших, красовалось на лотерее. До сих пор не понятно почему они так поступили. То ли от-того, что имя не хотели марать, то ли от зависти к потенциальной марже главного губернского казначея.

А из первопрестольной все депеши идут: изыскивай резервы, придумывай идеи, экономь, пройдись по сусекам, урежь там, убавь здесь и нету мочи никакой терпеть это безденежье, эти унижения вечные...

Хотел было Лелий Силыч засесть за письмо Его Величеству государю. Но умные люди отговорили. Дескать, сейчас ему особенно нелегко. Очередная (невесть какая уже по счету) волна вселенского кризиса уже достигла нашей тихой гавани, и грозила катиться дальше, сметая на своем пути все наши надежды, все наши песчаные замки...

Велел Его Превосходительство всем жить по средствам. Даже орденок приказал отлить. Теперь тем, кто экономил государственные финансы и добился в этом деле существенных успехов полагалась награда. Он становился кавалером «Ордена посредственности» одной из 3-х степеней. Отчеканены были на этом орденке руки, которые держали дырку от бублика.

Но пока этот сверкающий белой с красным эмалью орденок лежал по коробочкам. Сию награду так никому и не вручили, ибо не привыкли у нас еще жить по средствам, не научились быть рачительными и беречь государственную копейку, как свою собственную.