Размышляя над тем, почему Саратовская область оказалась в “отстое” и с каждым разом все дальше отодвигается на периферию развития, трудно найти адекватное тому объяснение. Ну нельзя же все свалить на плечи губернатора-неудачника, хотя это первое, что приходит на ум аналитику. Чем глубже погружаешься в анализ реальной ситуации, тем чаще сталкиваешься с парадоксом: такого быть не должно. Саратов традиционно был важнейшим коммуникационным узлом не только внутренней, но и внешней торговли. В начале XX века он занимал третье место среди самых развитых регионов Российской империи. Даже в советские времена, когда город получил статус “закрытого”, он все равно оставался центром авиа- и машиностроения, нефтехимии и высокоразвитого аграрного производства. Даже в начале “лихих 90-х” еще не все было потеряно, особенно в разрезе проекта “Большая Волга”. Все стало рушится в начале первого десятилетия XXI века. Что стало главной причиной нашего застоя, переходящего в отстой?
Некогда мощный промышленный, энергетический, аграрный и научный потенциал Саратовской области начали дербанить еще в начале 90-х годов прошлого века. Первой с молотка пошла энергетическая система. Сегодня уже мало, кто помнит, что по своей энерговооруженности Саратовская область была первой не только в Поволжье, но и в европейской части РСФСР.
Очень скоро наиболее мощные узлы энергетической системы - Балаковская АЭС и Волжская ГЭС были выведены из Саратовской области, а самому региону достались энергоемкие и дорогостоящие ТЭЦ. Нет, конечно, АЭС и ГЭС на территории области остались, но сам регион покупает у них энергию на тех же условиях, что и другие, даже весьма отдаленные области и регионы. А вот ТЭЦ на долгие годы (если не навсегда) сделали энергию ужасно дорогой.
Затем наступила очередь реального сектора экономики. Хрестоматийным образцом того, как она разорялась, стала печальная участь Саратовского авиационного завода (САЗ), на месте которого сегодня (если не считать торгового центра, да ряда новостроек, покоятся руины.
До сих пор эксперты полагают, что САЗ был демонтирован не потому, что так называемые среднемагистральные самолеты типа ЯК оказались вдруг никому не нужными, а потому, что производство именно таких самолетов в саратовском авиационном кластере представляло собой угрозу для конкурентов. Тех самых конкурентов, которые никогда не мирились с тем, что СССР принадлежало 40% мирового рынка производства авиационной техники.
Нечто подобное пережил и нефтехимический сектор экономики региона. Достаточно вспомнить судьбу некогда могучего СПО “Нитрон”, который разорили, сократив производство чуть ли не до гаражного типа. И опять-таки не потому, что никому не нужны были изделия, производимые на “Нитроне”, а потому, что они представляли собой конкурентную угрозу.
Далее наступила очередь и других уникальных производств реального сектора. Сегодня уже мало кто знает, что в РФ почти не производятся подшипники. Производство этой фундаментальной для машиностроения отрасли, было ликвидировано. На территории Саратовской области “под нож” попал легендарный Саратовский подшипниковый завод (СПЗ), о котором сегодня почти ничего не видно и не слышно.
Этот перечень можно продолжать бесконечно. Производства либо ликвидировались вовсе, либо сокращали масштабы деятельности с единственной целью: чтобы никогда не стать вровень со своими конкурентами, где бы они ни были. Нетрудно заметить, что в первую очередь ликвидации и минимизации подвергались системообразующие или фундаментальные производства. Например, САЗ, “Нитрон”, СПЗ, Зуборезный завод и т.д. При сохранении мощностей они легко модернизировались и были способны перейти не только на новые технологии, но и на выпуск новой продукции.
Дольше всего сохраняли свою устойчивость предприятия оборонного комплекса, но сегодня и они оказались на грани краха. Как бы там ни было, а реальный сектор экономики Саратовской области уже пережил фазу разорения и вступил в фазу ликвидации. Сегодня речь идет не о кризисе в реальном секторе, а именно о ликвидации его, как вида.
Дело в том, что в случае ликвидации производства, люди, когда-то занятые работой в реальном секторе, становятся лишними и никому не нужными. При этом по наивности своей они полагают, что их кто-то будет содержать, платить им пенсии, пособия и иные выплаты. Практика показывает: нет производства - нет никаких выплат, в том числе и пенсий, и пособий. Ликвидация производства приводит к тому, что населения уходит с тех территорий, на которых когда-то стоял их завод или фабрика. Население частично уезжает (если у него появляется такая возможность), частично деградирует (спивается) и вымирает, а территория превращается в мертвую зону.
Все дело в том, что этот процесс длится мучительно медленно, почти незаметно. Например, промышленный кластер в Саратовской области разрушался в течение жизни одного поколения - от 20 до 30 лет. Этого срока вполне достаточно не только для разрушения, но и потери главного - специалистов. Мало кто заметил, что параллельно разрушению и последующей ликвидации промышленности разрушался и учебно-образовательный сектор, который готовил смену на производство. Некогда многочисленные ПТУ, техникумы сегодня на территории области исчезли, как вид. А те, что остались и были перепрофилированы, увы, уже не готовят специалистов для ликвидированных предприятий.
Трудно избавиться от того, что все эти процессы не имели какого-то общего плана и развивались стихийно. Даже простой анализ, который мы попытались сделать выше, показывает, что план был. Например, первоначально из промышленного комплекса выводилась ее главная составляющая - энергетика, а сама энергия резко подорожала. Затем выводились фундаментальные (системообразующие) производства, затем исчезали специалисты, в первую очередь - уникальные, обученные работать в специализированных отраслях, например, таких, как авиастроение, нефтехимия, опытно-конструкторская деятельность и т.д. Главный показатель плана - постепенность, поэтапность, продуманность ликвидации. Некоторые предприятия разрушались и умирали годами.
Если никакого плана нет, то производство гибнет сразу, минуя фазу агонии. Но если допустить, что более или менее крупные производства на территории области погибали бы таким образом, то это могло вызвать волну протеста, на гребне которой, вполне возможно, удалось бы остановить гибель. Но у нас все было медленно. “Кошке”, т.е. промышленности, рубили хвост медленно и мелко. Работники на таких производствах выходили протестовать и перекрывали дороги, требуя не сохранения производства, а выплаты заработной платы. В этом, на наш взгляд, тоже был иезуитский расчет: погашение задолженности снижало накал протеста, рабочие массы затихали, в то время, как их заводы и фабрики подвергались незаметному, но неуклонному разрушению.
Скорым помощником в деле ликвидации стал и ужасный по своей разрушительной сущности закон о банкротстве предприятий. Фишка состояла в том, что оказавшись “под наблюдением”, а затем и в стадии ликвидации производственный объект мог распродаваться по частям. При этом в первую очередь должны были удовлетворяться интересы работников. Распродаваемое имущество, оборудование, техника и т.д. позволяли выплачивать людям зарплату, разумеется, ценой ликвидации производства.
В последние годы, когда процесс ликвидации промышленности вступил в решающую фазу, были отточены и иные инструменты, например, такие, как налоговое давление, давление со стороны кредитора и поставщика энергии. Эти структуры меньше всего заботились о сохранении производства. Их интересовали выплаты, не важной какой ценой производимые, пусть даже и ценой тотальной ликвидации промышленных предприятий и целых отраслей производства.
Трудно избавиться от того, что, пользуясь крайне узким кругозором наших законодателей, их продажностью, алчностью и склонностью к коррупции, в РФ принимались такие законы, суть которых, с какой стороны не посмотри, состояла в стремлении не созидать, а разрушать. В нормальной стране, в стране, где представительная власть представляет реальные интересы своих избирателей, такие законы никогда бы не были приняты, но поскольку понятие представительства было давно попрано, у нас принимали именно такие законы.
Итак, важно было вывести весь промышленный сектор на периферию развития, выключить из возможной конкурентной борьбы. Но для чего? Об этом мы расскажем в продолжении темы
Продолжение следует