Братоубийца

Когда украинская артиллерия обстреливала кварталы Донецка, Борис с семьей – жена и десятилетняя дочь, его сосед – Олег с женой, сыном и тещей спускались в подвал под домом, надеясь пережить ураганную силу «градов».

Борис и его сосед Олег слышали об ополченцах. Они даже видели их на улицах Донецка и разговаривали с ними. Но сами идти в ополчение не хотели, полагая, что все скоро кончится и город вернется к мирной жизни.

Жена Бориса – Ольга рассказывала, что эти ополченцы – обычные бандиты, для которых хаос войны это возможность разбогатеть, грабя разрушенные магазины и ювелирные лавки.

Борис с ней не спорил, хотя в глубине души не считал ополченцев бандитами. Борис собирался уехать вместе со своей семьей в Россию. На Урале жил его старший брат, который звал его к себе с тех самых пор, когда в Донецке прозвучали первые выстрелы. Брат был бывшим военным и, видимо, хорошо разбирался в этих вопросах.

Но Борис медлил и не без причины. Он хотел снять крупный денежный вклад, который еще за год до войны, под высокий проценты, положил в одно из отделений «Приватбанка». Брат советовал ему бросить все, достать деньги хотя бы на билет и немедленно отправляться к нему в Челябинск. Однако Борис не любил быть нахлебником и не собирался садиться на шею брату, у которого тоже была своя семья.

Чуть ли не каждый день он пробирался к зданию банка, полагая, что ему позволят снять свои кровные. Умные люди говорили ему, что свои деньги он вряд ли получит, что владелец банка уже давно вывез свои капиталы из мятежного Донецка, дабы они не стали добычей сепаратистов, но Борис им не верил. Он звонил в офис банка и там ему назначали время по записи. Когда же он приходил, выяснялось, что банк не работал из-за обстрела...

Ольга каждый день выносила ему мозг, повторяя, что денег, которые у них есть  в наличии, хватит до Челябинска, а там, если все будет нормальной, они немного поживут у брата, пока не найдут работу и жилье. Но муж упорствовал. Даром, что хохол в десятом поколении.

Деды и прадеды Бориса были украинцами, но, сколько Борис себя помнит, он никогда не отличал себя от  друзей, соседей или  родственников по линии жены, которые были русскими. Борис никогда не задумывался над своей национальностью. Впрочем, как и все его друзья, знакомые, соседи. Так было всегда и так, казалось, всегда и будет…

Все изменилось в одно мгновение. В тот раз он вернулся из банка с удачей. Ему удалось получить свой вклад, несмотря на то, что все считали это делом безнадежным.

Пережидая обстрелы, он перебежками преодолевал родные улицы и переулки, пока не оказался близко к дому. Первое, что он увидел, было тело соседа Олега, который лежал вниз лицом под яблоней, рядом с подъездом дома, в котором жил Борис. Олег был в одних трусах-шортах, а из под его грузного, испачканного грязью тела, вытекала темная, почти черная лужа крови…

Борис глянул в сторону подъезда и обомлел. Там, где была его квартира, теперь зиял страшный провал. Они жили на четвертом этаже пятиэтажки и Борис отчетливо разглядел занавески, картины на стенах, искореженный холодильник, развороченный шкаф, диван…

Он понял, что произошло что-то страшное, но потом понимание покинуло его. Он понимал и не понимал. Он не хотел думать о том, что Ольга и Женя – так звали его дочь – были во время обстрела в квартире. Обычно, если обстрел начинался, то они спускались в подвал. Значит, они должны быть живы, -- заключил Борис.

Он еще раз огляделся и его взгляд снова упал на тело Олега. Если все спустились в подвал, то с ними должен был спуститься и сосед, -- рассуждал Борис, почему же он лежит здесь убитый?

Борис поднял глаза на свою квартиру и увидел, что рядом с подъездом, на чудом сохранившейся скамейке сидит баба Наташа. Он бросился к ней с единственным вопросом: «Бабушка, мои живы?!» Бабушка Наташа не слышала его. Она оглохла. Сколько Борис не повторял свой вопрос, она не реагировала на его слова. Он хотел пробиться к квартире, но подъезд был завален обломками кирпичей и арматуры…

Со стороны остановки в его сторону бежали несколько ополченцев. «Все в укрытия!» -- кричали они. «Сейчас начнется!! «Все в укрытия!»

Невесть откуда взявшийся людской поток подхватил Бориса и понес куда-то в сторону. Вскоре раздался невыносимый вой снарядов и глухие разрывы. Борис немного пришел в себя, только оказавшись в полутемном подвале вместе с десятком гражданских лиц, среди которых оказались и ополченцы. В полутьме он увидел женщину, которая показалась ему знакомой. Она тоже увидела его и смотрела теперь на него глазами насмерть затравленного животного.

Она смотрела и не видела перед собой ничего. Борис, преодолевая охвативший его шок, пытался понять, откуда он знает эту  женщину.  Он опустил глаза, потом снова поднял их и вспомнил, кто эта женщина. Это была жена Олега – Светлана.

Борис бросился к ней на колени и стал трясти ее руку. «Света, Света! Что случилось? Мои живы?»

Она не слышала его все также глядя в одно точку. Сидевший рядом ополченец сказал: «Оставь ее, она умом тронулась». «Послушай, друг, -- не выпуская руку Светланы из своей руки,  обратился к нему Борис, -- ты не в курсе, люди, что жили в 3-м подъезде дома №12, успели спуститься в подвал?»

Ополченец бережно обхватил обеими руками автомат, тесно прижал его к своей груди и отвел взгляд в сторону…

«Ну не молчи, мужик!» -- крикнул Борис.

«Люди из этого подъезда не успели уйти. Там все погибли, -- не отрывая взгляда от пола, ответил ополченец. – Так получилось, что утренний обстрел закончился, -- скороговоркой продолжал он, -- люди вышли из подвала, ну и пошли по своим квартирам… Ну кто знал, что обстрел возобновится через час, ну кто знал, а? Они только разошлись по квартирам, как все началось…»

«Как все погибли? -- спросил Борис. – Неужели все погибли?»

«Всех накрыло. Ее вот только в доме не было, -- кивнул ополченец в сторону окаменевшей Светланы. – Пошла за продуктами, а муж вышел ее встречать. Тут все и началось. Его осколками побило…»

«Света, Света! – Борис снова стал теребить за плечо соседку. – Мои тоже были в тот момент в доме?»

Женщина молчала. За нее снова стал говорить ополченец.

«Никто не уцелел. Кого могли из-под обломков вынести – тех вынесли. Кто у тебя там был?»

«Жена и дочь…»

Борис не плакал. Он не знал, как это делается. Его глаза горели, словно их обдало горячим песком, но они не слезились. Он снова ощутил, как понимает, не понимая, что произошло. В нем было два человека, которые спорили между собой. Один говорил, что все погибли, другой упорствовал, постоянно повторяя, что кто-то мог уцелеть. Третий, кажется, им в тот момент был сам Борис, говорил куда-то в сторону: «Все погибли, все до одного, но мои живы. Вот так получилось, что они уцелели, пока все сидели по своим квартирам, Оля с Женькой спустились в подвал. Она же умная – Ольга, она сердцем чувствует, у нее интуиция, она не могла не предвидеть… Да она всегда эти проклятые обстрелы предсказывала, вот, говорит, сейчас бомбить начнут… так ведь и было. Минут через пять бомбить начинали. Страшно, конечно, когда все погибли. Но мои живы. Вот все кончится, и я их найду. Ну не может быть, что они были в тот момент в квартире! Да чушь это полнейшая…

На следующий день Борис пил водку. Он пил ее, как воду, не чувствуя ни ее запаха, ни ее крепости…

«Эх, мужик, -- сказал ему сидевший рядом ополченец, оборонявший районный морг, -- сейчас она тебе не поможет, только зря продукт переводишь».

«А что поможет?» – спросил Борис.

«Поплачь».

«Не могу».

«Тогда ничего не поможет».

«Вот, -- Борис достал из пакета три большие пачки денег. – здесь 150 тысяч гривен»

«И что мне с ними делать?» -- спросил ополченец.

«Продай автомат и патроны».

«Тебе они зачем?»

«Бить гадов буду… Может это поможет…»

«Мы оружие не продаем, -- ответил ополченец. – Деньги оставь себе, а если хочешь с нами, пойдем, отведу к нашему командиру…»

Так Борис впустил в себя темный дух войны.

Здесь, на земле Донбасса, существовало несколько миров. В одном обитали мирные жители – старики, старухи, женщины, дети, взрослые здоровые мужчины, которые не хотели воевать, не понимали, и не принимали этой войны. В другом мире жили те, кто постоянно бомбил города и села. Это были украинские военные. Мир, в котором они жили, был далеким, невидимым, но постоянно напоминавшим о себе. Временами казалось, что те, кто бомбил, являются пришельцами с другой планеты. Контактировали с ними  только ополченцы. Они точно знали, как выглядят эти таинственные представители далекого, чужого, враждебного мира.

Сами же ополченцы жили в третьем, понятном только им мире. Они воевали за идею, которая одинакова была чужда жителям первого и второго мира. Те, кто хотел жить в мирном мире, постоянно задавали себе вопрос: «За что?» И никто не мог им дать ответ на этот вопрос. Ни украинские военные, которые были где-то далеко и напоминали о себе только страшными обстрелами мирных кварталов, ни ополченцы, которые не понимали, как можно жить в мире, когда на дворе война. И только если ты входил в мир, в котором жили ополченцы или самым непостижимым образом оказывался среди украинских военных, ты мог получить ответ на вопрос: «За что?»

Украинские военные отвечали, что они воюют за едину краину, против сепаратистов-террористов. Ополченцы говорили, что они защищают свою землю, свои дома, своих близких от карателей, которые пришли в Донбасс для того, чтобы устроить здесь геноцид.

И эти три мира, как три разные планеты, вращались вокруг своего солнца, не понимая, не принимая и ненавидя один другого.

Дух войны завладел Борисом окончательно, когда она первый раз в жизни убил человека.

Пополнив собой отряды ополченцев, Борис стал одним из самых яростных бойцов. Он первым шел в атаку, он последним уходил с рубежа, он всегда был в числе добровольцев, которых командир посылал на опасное задание. Со стороны можно было подумать, что Борис ищет смерти, но он воевал не думая о ней и не ища ее.

В тот раз его батальон ворвался на позиции украинских минометчиков, которых перед этим тщательно зачистила артиллерия ополченцев. Те, кто уцелел на разгромленной батарее, попытался было сопротивляться, но натиск ополченцев был так силен, что это сопротивление было сломлено за какие-то пять-десять минут.

Перед Борисом с автоматом в руках оказался чумазый паренек. Он попытался передернуть затвор, но у него, что то там заело, и в это время Борис полоснул его короткой очередью. Послышался какой-то приглушенный звон металлических пластин и молодого пацаненка отбросило далеко на бруствер. Он засучил ногами, машинально хватаясь рукой за горло, из которого брызнул фонтан крови, и через мгновение спустился по брустверу вниз.

Его распахнутые в ужасе глаза неподвижно смотрели в глаза Бориса. Борису почему-то показалось, что паренек еще жив и он выстрелил в эти глаза, превратив лицо паренька в кровавое месиво…

Ничего не произошло. Его сердце не вздрогнуло, не заныло  где-то под лопаткой. К его горлу не подкатила тошнота, он не почувствовал холодка в груди. Только смутно, словно молнией через сознание, пронеслось эхо не услышанной мольбы о пощаде…

«Уходим! Уходим! Пацаны, все уходим, сейчас здесь будет работать артиллерия» -- сквозь продолжающиеся выстрелы и шум в голове услышал Борис.  

Конечно, месть это блюдо.  Каким бы оно ни было – холодным или горячим, но его нельзя есть каждый день. Борису, казалось, что он уже отомстил, но он продолжал убивать. Почти каждый день, не задумываясь.

Когда зверь в человеке вырывается наружу ради мести и совершает акт мести, его бы снова надо отправить за решетку, но он, почуяв волю, уже не собирается в темницу. Через какое-то время мститель становится убийцей. Убийства его заранее оправданы, ведь он – мстит, его зверь гуляет на свободе. Дух войны захватывает его сердце, выключает его душу. Душа мстителя сразу становится такой маленькой, словно ее затянуло в черную дыру. Ничто уже не откликается на внешние события, ничто уже не вибрирует…

Борис вспомнил своего друга. Был у него друг, с которым они служили еще в те годы, когда на карте мира  еще был жив СССР. Друга звали Виталием. Они были земляками. Виталий был выходцем из Кировоградской области. Он спас Борису жизнь.

Они служили в ГДР, когда оттуда уже начинали выводить войска. На учениях, которые решил провести вечно пьяный комбат, метали гранаты. Борис и Виталий были старослужащими и им надо было контролировать то, как молодые  бойцы учатся бросать настоящую боевую гранату.

Случилось так, что у одного молодого воина граната сорвалась с руки и покатилась прямо к ногам Бориса. Он не успел понять, что произошло, как Виталька успел отбросить «лимонку» ногой и всем своим телом втолкнул в окоп Бориса. Они свалились на молодого бойца, когда за их спиной раздался взрыв…

Легко отделались. Бойцу во время падения сломали два ребра, а граната разорвалась и посекла осколками все вокруг, не задев тех, кто спрятался в окопе.

Они и так дружили. Но после этого случая стали называть друг друга братом. Уже после увольнения в запас переписывались, ездили друг к другу в  гости.

Был бы сейчас Виталя, -- размышлял Борис, -- легче бы было.  Он такой юморист, столько анекдотов знал. Мы бы с ним дали бы этим тварям…

Но друга рядом не было. Были только пацаны – ополченцы, которые ни за что не сдавали своих и успели создать здесь настоящее боевое братство. Последняя информация от Виталия, сообщала о том, что он собирался поехать на заработки в Россию, а может быть, уже и работал там. Правда, все это было до войны…

Они ему снились только со спины. Они всегда уходили, не оглядываясь. Как он не старался во сне увидеть их лица, жена и дочь не оборачивались. Он кричал им в след, пытался их догнать, но они не слышали его, а ноги становились каменными и он не мог сделать и шага. Они уходили на встречу горизонту, где медленно и печально восходило солнце. Все повторялось. Одна и та же картина, каждую ночь, всякий раз, когда ему удавалось поспать…

Это был самый жестокий бой, в котором пришлось участвовать Борису. Ополченцы во что бы то ни стало стремились не дать украинским военным отрезать их от российской границы. В тот раз полегло немало его вчерашних товарищей. Ополченцы еще ни разу не несли таких потерь.

Напрягая последние силы его батальон, точнее, все то, что от него осталось,  пошел в последнюю атаку. Когда ополченцы оказались в окопах, они впервые столкнулись не с молодыми безусыми пацанами, которых Киев гнал на бойню неорганизованными толпами, а с крепкими мужиками, явно имеющими боевой опыт.

Дошли до рукопашной. Резня была такой жестокой, что трудно было поверить в то, что вчера еще они были одним народом.

На плечах у Бориса повис высокий крепкий мужик. Он выхватил нож и хотел полоснуть Бориса по горлу. Только чудом Борис выскользнул из его смертельной хватки.   Едва Борис отполз на метр от своего врага, как тот снова бросился на него с ножом, но в руках у Бориса оказался автомат и он выстрелил. В магазине был один единственный патрон, который попал прямо в сердце врага… Он еще сделал один шаг вперед и упал…

«Пацаны! Уходим! Быстро все уходим! Соберите документы у убитых! И уходим!»

Борис машинально обшарил карманы человека, который только что мог его убить. Он был еще теплым. Борис достал из его нагрудного кармана какие-то документы, сунул их за пазуху куртки и побежал вслед за отходящими отрядами ополченцев…

Уже на базе он пришел в себя и стал разглядывать бумаги человека, которого он убил. Он развернул его военный билет и прочитал Донченко Виталий Иванович…

Борис перечитывал это имя несколько раз, пытаясь понять, почему каждая буква этого имени и фамилии до боли знакомы ему. Он включил фонарик, чтобы получше разглядеть фотографию в военном билете. Низ фотографии был испачкан кровью, но лицо можно было разобрать хорошо. С грязного окровавленного военного билета на Бориса смотрело лицо его брата, того самого Виталия, который спас его от разрыва гранаты в далеком 1990 году…