Храм, как будущее

РПЦ, после начала своего возрождения, которое, кстати, как и во все времена, начиная чуть ли не со времен киевского князя Владимира Красное Солнышко, немыслимо без симбиоза церкви и государства, не долго выбирала магистральный путь своего развития. Выбор же был невелик: встать на путь подвижничества и нестяжательства или же пойти проторенным путем - служить верой и правдой власти, исповедуя стяжательство, как смысл служения и оправдание власти, как идеологию.

Церковь в России крайне редко выступала на стороне своего народа и переходила в оппозицию к власти. Лишь однажды, когда на Руси произошел раскол, часть мирян и клира не согласились с церковной реформой и не приняли ни церковь, которая поддержала власть, ни власть, которая поддержала церковь. При всей формальности раскола православной церкви в XVII веке, он имеет свою особенную глубину, поскольку определяет характер церкви, как института, которому должен быть чужд дух стяжательства и стремления угодить светской власти, оправдывая все ее деяния на века.

С тех пор раскольники ушли в скиты, а их гонители остались при власти. фундаментальный спор о месте и роли церкви в России так и не закончился, хотя церковь довольно последовательно и жестко расправилась с разного рода ересями, которые стали возникать на волне возрождения еще на рубеже конца 80-х - 90-х годов прошлого века, и представители которых пытались увидеть роль церкви по-другому, нежели видит ее сегодня нынешние иерархи.

Принято считать, что в то время, как в христианском мире церковь теряет свои позиции, а храмы - пустеют, РПЦ - это своеобразная “тихая гавань”, которая представляет собой главную скрепу, которая объединяет верующих, независимо от того, на какой социальной ступени они находятся. Адепты церкви полагают, что эта фундаментальная скрепа является своеобразной занозой для супостата, который спит и видит, как он, разрушив РПЦ, подорвет единство нашего народа.

Между тем, если мы всегда будем иметь в виду, что церковь на Руси была неразрывно связана с светской властью и в большинстве случаев занимала по отношению к ней подчиненную роль, то нам станет ясным: церковь нужна была власть, как институт, который призван был играть роль идеологии, особенно в те периоды истории, когда такой идеологии не было.

Представители клира, вероятно, до сих пор не могут понять, что произошло с церковью после 1917 года. Как так получилось, что православный народ, народ-богоносец, вдруг в одно мгновение перестал ощущать себя представителем послушной паствы и в массе своей поддержал яростных гонителей веры. И это несмотря на то, что церковь поддержала отречение помазанника божьего - последнего императора Николая II от престола, охотно встала на сторону русской буржуазии, совершившей великую бескровную Февральскую революцию.

Но для того, чтобы это понять. не надо было далеко ходить. Церковь до 1917 года стояла целиком и полностью на позициях светской власти и поддерживала всю ее мерзость, несправедливость и угнетение. Народ восстал против этой власти, против всех ее институтов, в том числе и церкви. Отречение от старого мира означало не только отречение от самодержавия, но и от его институтов и прежде всего от церкви.

То единство власти и церкви, которое мы могли наблюдать в России до 1917 года, вдруг стало возрождаться и укрепляться уже в наши дни. Исследователи видят в этом укреплении немало аналогий.

Поэтому, когда у нас начинают говорить о кризисе веры, о кризисе церкви, нам стоит иметь в виду, что речь идет не о вере, как таковой и не о церкви, как таковой, а именно о таком характере веры и о таком характере церкви.

К сожалению, эта вера не с народом, и эта церковь не  с народом. Просто потому, что она не видит в народе источник своего возрождения. Все блага, которые сегодня РПЦ получает, проистекают из рук светской власти. Особенно ярко это заметно на фоне событий в Екатеринбурге. Церковь же начинает служить подателю благ, больше, чем тому, кто в этих благах действительно нуждается.

Более того, в основе нынешней власти лежит большой грех - грех несправедливости и неправедности. Например, грех приватизации, грех узурпации. Наивное понимание веры властью поощряется самими иерархами. Они полагают, что пожертвование церкви в виде ли возврата ей некогда конфискованной собственности, в виде ли строительства храмов, в виде ли иных материальных поблажек, это одна из форм служения высшим силам, а не иерархам. Не ради церкви какой-либо олигарх закладывает храм, а во славу Божию, явно пытаясь таким образом отмолить свои безмерные грехи. Точнее, надеясь на то, что иерархи попросят у Бога за него прощения.  Такая практика ведет свою историю из глубины веков и имеет непререкаемое оправдание.

Эта практика вполне устраивает и иерархов, которые видят в этом пожертвовании благое дело, забывая, что времена уже изменились, а миряне стали другими.

Дело в том, что не только догматы веры, но и повседневная идеология церкви создавались в те века, когда народы жили в тьме безграмотности и вдали от просвещения. Именно такое положение этих народов позволяло церкви долго удерживаться вокруг своих духовных и идеологических догматов. Но с тех темных веков утекло много воды. Народы давно уже вышли из тьмы незнания, из мрака непросвещенности. Они стали другими. Стала ли другой церковь? И не только в России, но и в христианском мире? Та ее часть, которая поняла глобальные перемены в народах, попыталась перестроиться, а та, что не поняла - перестраиваться не стала.

Поэтому верующие сегодня не хотя идти в храм, как в прошлое, они хотели бы идти в храм, как в будущее. Это и есть главное противоречие наших дней. Если темный человек был поражен величием храма, то просвещенный сегодня этим духовным величием не удивлен. Он в лучшем случае будет восхищаться архитектурному и художественному гению прошлого, но в душе его не происходит просветления верой.

Поэтому на загнивающем Западе - пустеют храмы, падает процент верующих и растет процент безверия. Эта волна так или иначе докатилась и до РПЦ. И она неизбежно будет переживать нечто подобное до тех пор пока будет звать верующих в храм, как в прошлое и не будет звать их в храм, как в будущее.

А между тем, сегодня так необходимо перестроить дела веры, чтобы она отвечала просвещенным народам. Это значит, что в какой-то мере церковь должна вернуться в те “темные века”, когда в монастырях сохранялось знание, хранились книги, развивались науки и технологии. Кто знает, если бы не стойкость монастырей и храмов в темные века, удалось ли бы человечеству преодолеть тьму незнания, тьмой веры.

Возврат этот может и должен произойти на принципиально новом витке развития истории, когда храмы, церкви, монастыри станут новыми палатами знаний, науки, технологий. Убежден, что это никак не поколеблет,  а, напротив, только укрепит веру. Если там будут строится библиотеки, научные и исследовательские центры, если церковь так обновит свои идеологические и духовные догматы, что выберет курс на будущее, а не продолжит удерживать и себя и верующих в прошлом, когда знание станут укреплять веру.