Як козаки русскому царю присягали

Между тем уже более 40 лет назад увидела свет замечательная книга историка Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма». В своей работе Николай Иванович совершенно иначе, нежели сегодня в Киеве и в либеральных кругах России, оценивает как историю присоединения Украины к России, так и роль во всех этих событиях украинского казачества. А ведь именно казаки оказали народу Украины столь дурную услугу, что её последствия аукаются до сих пор. И это понятно: нельзя на плохом фундаменте построить добротное здание.

Впрочем, судить вам, уважаемые читатели. Мы предлагаем вашему вниманию несколько фрагментов из книги Николая Ульянова.

Кто не понял хищной природы казачества, кто смешивает его с беглым крестьянством, тот никогда не поймёт ни происхождения украинского сепаратизма, ни смысла событий, ему предшествовавшего, в середине XVII века. А событие это означало ни что иное, как захват небольшой кучкой степной вольницы огромной по территории и народонаселению страны.

Украинская националистическая и советская марксистская [добавим – а теперь и постсоветская украинская –И.О.] историографии до того затуманили и замутили картину казачьих бунтов конца XVI и первой половины XVII века, что простому читателю трудно бывает понять их подлинный смысл. Меньше всего подходят они под категорию «национально-освободительных» движений. Национальной украинской идеи в то время и в помине не было. Но и «антифеодальными» их можно назвать лишь в той степени, в какой принимали в них участие крестьяне, бежавшие на «низ» в поисках избавления от нестерпимой крепостнической неволи.

Крестьянство изнемогало под бременем налогов и барщины; никаких трудов не хватало оплачивать непомерное мотовство и роскошь панов. Удивительно ли, что оно было готово на любую форму борьбы со своими угнетателями?

Холопская ярость в борьбе с поляками всегда нравилась казачеству и входила в его расчёты. Численно казаки представляли ничтожную группу; в самые хорошие времена она не превышала 10 000 человек, считая реестровых и сечевиков вместе. Они никогда не выдерживали столкновений с коронными войсками Речи Посполитой. Уже в самых ранних казачьих восстаниях наблюдается стремление напустить прибежавших за пороги мужиков на замки магнатов. Выступлений мужиков поляки боялись гораздо больше, чем казаков.

Запорожцам предстояло рано или поздно либо быть раздавленными польской государственностью, либо примириться с положением особого воинского сословия, если бы не грандиозное всенародное восстание 1648 года, открывшее казачеству возможности, о которых оно могло лишь мечтать. «Мне удалось совершить то, о чём я никогда и не мыслил», – признавался впоследствии Хмельницкий.

Чего в течение полустолетия не могло добиться ни одно казачье восстание, было в несколько недель сделано «презренным мужичьём» – панская власть на Украйне была сметена, точно ураганом. Всему польскому государству был нанесён удар, повергший его в состояние беспомощности. Казалось, ещё одно усилие – и оно рухнет. Польша лежала у ног Хмельницкого.

Народ инстинктивно это чувствовал и горел желанием довести дело победы до конца. К Хмельницкому со всех сторон неслись крики: «Пане Хмельницкий, веди на ляхив, кинчай ляхив!».

Но тут-то и выяснилась разница между чаяниями народа и устремлениями казачества. Повторилось то, что наблюдалось во всех предыдущих восстаниях, руководимых казаками: циничное предательство мужиков во имя специально казачьих интересов.

Возглавивший волею случая ожесточённую крестьянскую войну, Хмельницкий принял сторону иноземцев и иноверцев-помещиков против русских православных крестьян. Он вступил в переговоры с поляками насчёт избрания короля, послал на сейм своих представителей, дал торжественное обещание повиноваться приказам нового главы государства и в самом деле прекратил войну, отступив к Киеву по первому требованию короля Яна Казимира.

Для холопов это было полной неожиданностью. Но их ждал другой удар: ещё не достигнув Киева, где он должен был дожидаться посланников короля, гетман сделал важное политическое заявление, санкционировавшее существование крепостного права в Малой России. Мужиков возвращали опять в то состояние, из которого они только что вырвались.

Измена продолжалась и при новом столкновении с Польшей, в 1649 году. Когда крестьянская армия под Зборовом наголову разбила королевское войско, Хмельницкий не только не допустил пленения короля, но преклонил перед ним колени и заключил договор, который был вопиющим предательством малороссийского народа. По этому договору Украина оставалась по-прежнему под польской властью, а об отмене крепостного права не было сказано ни слова. Зато казачество возносилось на небывалую высоту: состав его увеличивался до 40 000 человек, которые наделялись имуществом и дополнительными правами.

Но зборовским условиям так и не пришлось стать действительностью. Крестьяне вилами и дубинами встречали панов, возвращавшихся в свои имения. Гетману пришлось во исполнение договора карать ослушников смертью, рубить головы, вешать, сажать на кол, но огонь восстания от этого не утихал. Казни раскрыли народу глаза на суть Богдана Хмельницкому, и ему, чтобы не лишиться окончательно престижа, ничего не оставалось, как снова возглавить народное ополчение, собравшееся в 1652 году для отражения очередного польского нашествия на Украйну.

Москва, как известно, не горела особым желанием присоединять к себе Украину. Она отказала в этом Киевскому митрополиту Иову Борецкому в 1625 году, не спешила отвечать согласием и на слёзные челобитья Хмельницкого, просившего неоднократно о подданстве. Это надо иметь в виду, когда читаешь жалобы самостийных историков на «лихих соседей», не позволивших будто бы учредиться независимой Украине в 1648-1654 годах. Ни один из этих соседей – Москва, Крым, Турция – не имели на неё видов и никаких препятствий её независимости чинить не собирались. Что же касается Польши, то после одержанных над нею блестящих побед, ей можно было диктовать любые условия.

Не в соседях было дело, а в самой Украине. Там попросту не существовало в те дни идеи «незалежности», а была лишь идея перехода из одного подданства в другое. Но жила она в простом народе – тёмном, неграмотном, непричастном ни к государственной, ни к общественной жизни, не имевшем никакого опыта политической организации. Всё же руководство Украиной сосредотачивалось тогда в руках казачьей аристократии. А эта не думала ни о независимости, ни об отделении от Польши. Её усилия направлялись как раз на то, чтобы удержать Украину под Польшей, а крестьян под панам. Удержать любой ценой!

Удивительно ли, что измученный изменами, изверившийся в своих вождях народ усматривал единственный выход в московском подданстве? Многие, не дожидаясь политического разрешения вопроса, снимались целыми сёлами и поветами и двигались в московские пределы. За каких-нибудь полгода выросла Харьковщина – пустынная прежде область, заселённая теперь сплошь переселенцами из польского государства.

Такое стихийное тяготение народной толщи к Москве сбило планы и расстроило всю игру казаков. Противостоять ему открыто они были не в силах. Стало ясно, что народ пойдёт на что угодно, лишь бы не остаться под Польшей. Надо было либо удерживать его по-прежнему в составе Речи Посполитой и сделаться его откровенным врагом, либо решиться на рискованный маневр – последовать за ним в другое государство и, пользуясь обстоятельствами, постараться удержать над ним своё господство. Избрали последнее.

То был критический момент в жизни казачьей старшины, и можно понять нервозность, с которой она старалась всеми способами получить от царских послов документы, гарантирующие казачьи вольности.

Не будем здесь вдаваться в рассмотрение самостийнической легенды о так называемой «переяславской конституции», о «переяславском договоре»; она давно разоблачена. Всякого рода препирательства на этот счёт могут сколько угодно тянуться в газетных статья и памфлетах – для науки этот вопрос ясен. Источники не сохранили ни малейшего указания на документ, похожий хоть в какой-то степени на «договор».

В Переяславле в 1654 году происходило не заключение трактата между двумя странами, а безоговорочная присяга малороссийского народа и казачества царю московскому, своему новому суверену.

Когда царское правительство допустило несколько ошибок, способствовавших укреплению положения Богдана Хмельницкого, обстановка для него стала складываться благоприятно. С этих пор он и мысли не допускал о временности гетманского режима, но учинился таким неограниченным властителем в Малороссии, каким никогда не был и польский король. Из предводителя казачьего войска он сделался правителем страны.

Что же до русского царя, то его административный аппарат попросту не был допущен в Малороссию до самого XVIII века. Власть на Украйне оказалась узурпированной казаками…

Николай УЛЬЯНОВ

Текст подготовил к публикации Игорь ОСОВИН

ОБ АВТОРЕ

Николай Иванович Ульянов родился 23 декабря 1904 года в Санкт-Петербурге. В советский период стал учёным историком, окончив исторический факультет Петроградского государственного университета. Автор многочисленных научных публикаций. В 1936-1941 г.г. отбывал 5-летний срок по обвинения в контрреволюционной троцкистской деятельности. Начало Великой Отечественной войны застало его в Ульяновске, откуда он перебрался в окрестности Ленинграда. Осенью 1943 года вместе с женой был отправлен оккупационными властями на принудительные работы в Германию.

После окончания войны, в 1947 году, сумел перебраться в г. Касабланка (Марокко), в 1953 году – в Канаду, где читал лекции в Монреальском университете. В 1955 году поселился в Нью-Йорке, затем переехал в Нью-Хейвен (штат Коннектикут), где, при содействии Г.В. Вернадского, устроился преподавателем русской истории и литературы в Йельском университете.

В 1973 году, после 17 лет преподавания, вышел на пенсию. Скончался 7 марта 1985 года, похоронен на кладбище Йельского университета.

Главным научным трудом Н.И. Ульянова стало исследование «Происхождение украинского сепаратизма», написанное им уже в эмиграции. Книга была издана Николаем Ивановичем на собственные средства в 1966 году и отпечатана в Мадриде (хотя формальным местом издания считается Нью-Йорк). Первое время после выхода работа оставалась практически неизвестной широкой публике. Существует версия, что большая часть тиража книги вскоре после её поступления в продажу была скуплена украинскими националистами и уничтожена.

До настоящего времени работа Николая Ульянова является, фактически, единственным научным исследованием на тему украинского сепаратизма. В постсоветской России работа Н.И. Ульянова выдержала три издания: в 1996, 2004 и 2007 годах соответственно в издательствах «Индрик», «Эксмо» и «Грифон».